Rocková hudba je pre nich slepou uličkou. Rovnako uctievanie idolov, bezpohlavnosť umenia a monológ jedného národa voči tomu druhému. Namiesto toho ponúkajú úprimné, premyslené, kreatívne a experimentálne poňatie hudby na fyzickej úrovni. Ruská skupina prichádza na Pohodu a ešte predtým sa rozrečnila o svojej tvorbe.
перейти на русскую версию
Tanec je priamy spôsob, ako sa dostať k telu diváka. Existuje hypotéza, že keď počúvame hudbu, v ktorej sú vokály, naše hlasivky, aj keď mlčíme, sa automaticky napínajú, imitujúc zvuky a melódiu. Hádam, pozorujúc náš pohyb na scéne a v klipoch, sa obecenstvo zapája do toho, čo sa deje, celým telom.
Určite. Obrat k fyzickosti sa vždy vníma osobne, intímne, prekonáva hranice. V takej situácii môže divák len ťažko zostať v role pasívneho pozorovateľa. Väčšinu zásadných životných situácií prežívame na fyziologickej úrovni: pôrodné bolesti, chlad – teplo, hlad – nasýtenie, sexuálne uspokojenie či smrť. Telo nedokáže klamať. Zvykli sme si vnímať ho seriózne. Prinajmenšom sa nám často zdá, že telo umelca je oveľa pravdovravnejšie ako jeho slová.
Kvázi – náboženskosť a kvázi – intelektuálnosť.
Tak ako pop muzika, aj rocková muzika prahne po tom, aby sa stala náboženstvom. Všeobecne ľubovoľný produkt masovej kultúry sa snaží okolo seba vytvoriť kult. Tak fungujú biznis stratégie, a bohužiaľ – ľudské myslenie je k tomu náchylné. Ako hovoril Yukio Mishima – človeku nestačí žiť i umierať samému za seba, preto si neustále hľadá ideály, duchovnú oporu mimo svojej duše. Umenie, kultúra, veda, politika, ekonomika neustále povyšujú seba na miesto „mŕtveho Boha“ (Nietzsche). Podľa nášho názoru je to slepá, nezmyselná cesta.
Áno, možno.
Samotný charakter vašej otázky je už z časti odpoveďou. Prečo predpokladáte problémy s vízami? Prečo hovoríte o strachu zo strany organizátorov? V skutočnosti v kontexte všetkých týchto stereotypov sa im niekedy treba naschvál votrieť, zaujať ultrapravicovú pozíciu. No chceli by sme mať možnosť uchovať si svoju národnú identitu bez politických a nacionalistických konotácií. Tak či onak je podľa nás dôležité prezentovať súčasnú ruskú kultúru aj za hranicami.
Vaša hudba je dosť exper
Čestná, radikálna veta, vypovedaná v dialógu, upútava našu pozornosť. Človek okamžite zbystrí pozornosť, vetrí, či v sebe nesie potenciálne nebezpečenstvo alebo úžitok. V tom zmysle je formálny, predvídateľný dialóg mŕtvy, pustý. Ale ako aj hocijaká iná forma života, sa snaží seba zreprodukovať znovu a znovu, nehľadiac na nič. Preto aj to, čo môžeme poriadne v umení počuť, je sotva radikálny, bez kompromisný prejav..
Peterburg dodal formu živelnej „sibírskej“ zostave.
Танец – это прямой способ достучаться до зрительских тел. Есть гипотеза, что когда мы слушаем музыку, в которой есть вокал, наши связки, даже если мы молчим, автоматически напрягаются, имитируя звуки и повторяя мелодию. Возможно, наблюдая за нашими движениями на сцене и в клипах, аудитория включается в происходящее всем телом.
Конечно. Обращение к телесности всегда воспринимается лично, интимно, форсируя границы. В такой ситуации зрителю сложно сохранять позицию пассивного наблюдателя. Большинство жизненных потрясений мы испытываем именно на физиологическом уровне: родовые муки, холод и жара, голод и насыщение, сексуальное удовольствие и смерть. Тело не врет. Мы привыкли воспринимать его всерьез. По крайней мере, нам часто кажется, что тело артиста честнее его слов.
Квази-религиозность и квази-интеллектуальность
И рок и поп музыка стремятся превратить себя в религию. Вообще любой продукт массовой культуры старается выстроить вокруг себя культ. Так работают бизнес стратегии и, к сожалению, к этому предрасположено человеческое мышление. Как говорил Юкио Мисима, человеку мало жить и умирать за себя, поэтому он постоянно ищет сверх-идеал, духовную опору вне себя самого. Искусство, культура, наука, политика и экономика пользуются этим, поочередно выдвигая себя на место «умершего Бога». На наш взгляд это тупиковый, бессмысленный путь.
Сам характер Вашего вопроса уже отчасти является ответом. Почему Вы предполагаете проблемы с визой? Почему говорите о страхе организаторов? На самом деле в контексте всех этих стереотипов иногда назло хочется подыграть им, заняв ультраправую позицию. Но мы хотели бы иметь возможность сохранить свою национальную идентичность без политических и националистических коннотаций. Так или иначе, для нас Важно транслировать современную российскую культуру за ее границами.
Честная, радикальная фраза, сказанная в диалоге, сразу привлекает наше внимание. Человек тотчас настораживается, принюхивается, пытается понять несет ли она для него потенциальную опасность или пользу. В этом смысле формальный, предсказуемый диалог – мертв и пуст. Но как любая форма жизни пытается воспроизводить себя вновь и вновь, длиться несмотря ни на что. Поэтому если что-то и может быть сейчас по-настоящему услышано в искусстве, то лишь радикальное, бескомпромиссное высказывание.
Петербург придал форму стихийному «сибирскому» содержанию.
autor rozhovoru: Daniel Hevier ml./ preklad rozhovoru: Beáta Koššová